Каштаны

 Поезд ехал в Кисловодск. Проводница принесла чай в высоких подстаканниках и кубики
сахара по два в пачке с мчащимся локомотивом на бумажной обёртке. Бабушка оставила
тщательно отсчитанную мелочь на столе. (Мы всегда ходили менять деньги перед поездкой –
чтобы были : “рубчик на бельё и мелочь на чай”. )
     Мы ели курицу и хлеб, брызгающий соком помидор и яйца вкрутую. Соль в фольге
собиралась в камушки от прикосновения мокрого помидора. Но если быстро макнуть самый
край, предварительно его облизнув для верности, то соль не успевает намокнуть и (победа!)
она остаётся таким же белым порошком, и никто не заметит, что помидор уже там побывал.
Она останется “чистой”.
  - Не забывай про хлеб! – говорит бабушка.
Да, но курица в фольге и в газете в чисто вымытом стареньком целлофановом пакете
пропитывается чем-то таким, таким неотрывным от поезда, как стук колёс и запах угля. Она
становится больше, чем просто варёная курица. Она становится частью ритуала, называемого
“поездка в поезде”. Ритуал должен быть исполнен спокойно и неторопливо. Запах еды в купе,
смешанный с прожекторами на перронах за окном и звуком ездящих на полозьях дверей,
смешиваясь с шагами в корридоре и обрывками разговоров из открытых дверей, довершали его,
как шарканье ног завершает молебен. Какой уж тут хлеб!
    - Ты её никогда не видел – говорит бабушка. – Если испугаешься, не подавай вида. Она добрая.
На старости лет повезло- познакомилась с курортником. Зовут его Сергей-аич. Интеллигент!
С Королёвым работал. Из дворян. Чувствуется порода.
   А за окном было темно. Если прислониться лбом к стеклу, толстому и двойному, то
чувствуешь, как поезд стучит колёсами. Ложки позванивают в стаканах. Мы едем и едем, только
деревья проносятся за двойным стеклом окна. За деревьями поля, редкие огоньки домов и
деревень. Когда перестаёшь провожать взглядом предметы за окном, они сливаются в один
размытый бархатный занавес. Голова становится пустой. Как хорошо ехать!
   Один из моих многочисленных троюродных братьев заплакал, увидев бабу Маку. Такая она
была страшная лицом.
- Бабушка! А баба Мака страшнее бабы Яги? – спрашиваю и смотрю в  глаза.
Бабушка смущается, затем улыбается и говорит:
   -   Ну что ты, баба Яга гораздо страшнее. Ты быстро привыкнешь. Она хорошая.
   Почему в поездах бельё всегда хоть немного, но влажное? Мне стелят на нижней полке ногами
к окну, чтобы не дуло. Старое одеяло из таинственной “верблюжки” накрывает меня . Слышны
обрывки разговоров из купе за стеной. Колёса стучат и я думаю, испугаюсь я бабы Маки или
совсем нет? Главное не заплакать – мужчины не плачут! Когда я разбил коленку в кровь, то не
плакал, даже зелёнка не сломила меня. Мужчины не плачут. Хотя интересно, заплакал бы
Капитан, я имею ввиду НАСТОЯЩЕГО МОРСКОГО ВОЛКА (а не моего брата Валерку, который
плавает на речном кораблике по Москве реке), когда на голову ему упал бы булыжник? Вот я
подбросил большущий камень вверх и стал смотреть как высоко он залетит, а он упал мне на
голову. Обидно было ужасно, потому что все смеялись. Я рыдал, а когда успокоился, папа сказал :
Гравитация. И захихикал. Но он меня пожалел, поэтому я не обиделся.
   Лето – это прекрасно! Можно ходить в шортах и никакая тяжеленная шуба не давит на плечи,
не мешает поворачиваться и бегать. Играть можно везде. Листья отбрасывают тень и тень
колышется. Жуки ползают по траве и видно, что валяется на земле. Трещины на асфальте бегут
как ручейки.
   Французы едят каштаны. Ну и дураки, как же их можно есть? Они же твёрдые и горько-терпкие.
Сам пробовал. “Глупенький, они их жарят! И от этого они становятся сладкими и рассыпчатыми,
как картошка.” – сказала мама.
   В Кисловодске много каштанов. Они растут на тротуарах между бордюрным камнем и
пешеходной дорожкой. Чугунные решётки вокруг стволов, полные всякой всячины. Обёртки, окурки,
копеечные монеты если повезёт. А главное – каштаны. Бабушкина сумка, карманы, бумажные кульки
уже не вмещали моего улова. Мне выдали специальный мешок, который я каждень день наполнял и
приносил домой. Я перебирал их, отбирая самые чистые, цельные, блестящие. Три больших пакета
набралось у батареи под окном.
   Я не боюсь тебя, баба Мака! Я только немного испугался на перроне и прижался к бабушке. Ты
совсем не страшная!
    Баба Мака жила в прокуренной квартире. Запах папирос, которые она постоянно покуривала и
бросала гаснуть по многочисленным пепельницам, пропитал стены, мебель, занавески. Сергей-аич
оказался человеком на редкость приятным. Он сидел в низком кресле и говорил. А баба Мака сидела
за столом и мусолила погасшую папиросу. Я елозил на коленях у бабушки и пил чай. За окном солнце
пробивалось сквозь листья и рисовало желтый квадрат на дощатом полу.
- Можно я буду называть вас дедушка Серёжа? – спросил я. Он, конечно, согласился. У меня никогда
не было дедушки.
Глаза у бабы Маки были карие. Она смотрела на дедушку Серёжу и её лицо становилось красивым.
Пропадала сухость, морщины куда-то исчезали и огромность армянского носа уже не бросалась в глаза.
Она вся светилась. А он смотрел на нас всех по очереди своими синими-синими глазами с тончайшими
красными прожилками лет и говорил что-то медленно, спокойно. Римский нос, белоснежные волосы,
зачёсанные назад. Мой короткий дедушка- они быстро исчезли – умерли, словно ждали этих нескольких
быстрых лет счастья. Им обоим было за семьдесят. Оба долго сидели до войны. Оба воевали.
   Мы ездили на Провал. Воняло серой и меня не подпускали к краю. Пушкин или Лермонтов здесь что-то
писали. (Это сильно удивляет, так как в такой вони писать нельзя.) Поэтому я тянул за подол и
спрашивал, когда мы отсюда уйдём.
   А потом мы поехали на Чёрное море к маме с папой. Каштаны остались у окна. Только несколько штук
мне разрешили взять с собой.
   Мама их не ела. Она сказала, что во Франции растёт другой сорт. Там их жарят на улице и едят прямо с
огня. Можно купить бумажный кулёк каштанов, пожарить и есть. Они сладкие и рассыпчатые. А мои
каштаны поедут с нами домой. На поезде.
    Я их выбросил. Только один привёз. Он впитал запах папирос и моря. От лета осталась синяя чашка с
золотым орлом и трубочкой на ручке, чтобы пить минеральную воду. Если в неё налить много воды и дуть
в трубочку, то получается громкое булькание.
А когда выпал снег и я смотрел в окно на снежинки, то прокусил каштан. Пришлось сбросить его в кусты
под окном. Весной он прорастёт.
- Мама, а баба Мака настоящее имя?
- Нет.
- А как по настоящему?
- Маруся.